Просматривая на днях свой архив, я обнаружила пожелтевшую газетную страницу с описанием гороскопа Авигдора Либермана и поразилась тому, как складно и правильно выстроились светила на рассвете того дня, когда он родился.
“В тот день Солнце проходило знак Рака, а это означает, что его гороскопом управляет Луна, покровительница звезд, – пишет астролог. – Такой же градус зодиака у самого Паганини! Это градус гармонии, гениальности, плодовитости и способности воздействия на людей. И еще он свидетельствует о литературном таланте, романтической натуре, остроумии…” Но где же здесь место для политики? А вот оно – в первом доме гороскопа, занятом важнейшей из планет зодиака Солнцем. Трактовка проста и однозначна: “Главное для того, чей гороскоп мы сейчас рассматриваем, – это, с одной стороны, его семья и народ, представителем которого эта семья является, а с другой – земля, на которой стоит дом, который он для них (семьи и народа) построил”. В общем, Наш дом – Израиль. Точнее не скажешь!
Нынче такое время на дворе, когда люди стараются не произносить высоких слов: “сионизм”, “патриотизм”. Идейность не в моде. Но Авигдор Либерман, не стесняясь, называет себя сионистом, на каждом шагу цитирует борца за счастье еврейского народа Зеева Жаботинского и из идейных соображений живет в поселении Нокдим в центре Иудейской пустыни.
– Авигдор, рассказывают, что сионистом вас стали называть еще в школе.
– Было дело. Директриса обзывала меня “сионистом” за то, что я заступился за еврейского мальчика. Для нее это было ругательное слово. Она не понимала, что я действительно был сионистом.
– В каком смысле?
– Был воспитан в духе сионизма. Мой отец в молодости был активистом “Бейтара”, слушал в Бухаресте выступления Жаботинского, изучал иврит, собирался репатриироваться в Эрец-Исраэль. Но в Бесарабию вошли советские танки и проехались гусеницами по его планам. Потом началась война с Германией. Отец пошел на фронт, попал в плен, чудом выжил и после освобождения снова воевал. Летом 1949 года его, фронтовика, пережившего фашистский концлагерь, отправили в Сибирь на лесоповал. Семь долгих лет он был “спецпереселенцем”.
– История вашего отца вполне подходит для голливудского фильма.
– Я думаю, история каждой еврейской семьи двадцатого века достойна киноэкрана. Только не очень-то веселыми будут эти фильмы. Правда, и в те страшные годы была любовь, были мечты, была надежда. В Сибири мой отец встретил мою маму, и с тех пор они не расстаются.
Мои родители всегда говорили: “В будущем году – в Иерусалиме”. Наша семья жила как бы в двух измерениях: в советском Кишиневе и в Эрец-Исраэль. Я ходил в школу, играл во дворе с ребятами, но, в отличие от многих сверстников, знал: есть такая страна – Израиль и город городов – Иерусалим.
В Израиле жил мой дед, которого я знал только по фотографиям и рассказам мамы. Он добился разрешения на выезд в 1956-м, еще до моего рождения. Мой дядя Иосиф Либерман был убежденным сионистом и уехал в Эрец-Исраэль в 1934 году. Он строил дома, дороги, сражался за независимость Израиля. Мои родители всю жизнь мечтали о том дне, когда мы “поднимемся” в Израиль.
– Тогда дежурный вопрос: “Кама зман ата ба-арец?” – “Сколько лет вы в Израиле?”
– Мы приехали в 1978 году.
– Каждый из нас навсегда запомнил свои первые часы в Израиле. Вы помните свои ощущения?
– Говорят, что сбывшаяся мечта тускнеет, становится будничной. Со мной этого не произошло. Первые дни в Израиле я жил, как во сне, боялся, что вдруг проснусь, а за окном опять красные полотнища “Слава КПСС!” (улыбается). До сих пор, когда подъезжаю к Иерусалиму, сердце начинает колотиться сильнее. И когда подхожу к Стене Плача, всегда ком в горле. Наверное, это генетическая тоска всех моих предков, которым так и не довелось увидеть Эрец-Исраэль.
Многие мои старшие товарищи были участниками Иерусалимской операции, когда наши танкисты и десантники, обогнув арабскую часть города, дошли до Масличной горы и использовали ее как плацдарм для наступления на Храмовую. Они слышали ликующий рапорт командира дивизии парашютистов Мота Гура: “Хар ха-байт бе-ядейну!” (“Храмовая гора в наших руках!”). Почти две тысячи лет еврейский народ ждал этих слов.
– Вы так поэтично рассказываете, что поневоле приходится поверить астрологам. Признайтесь, в молодости писали стихи? Мечтали поступить в Литинститут в Москве?
– Нет, я хотел изучать международные отношения в Киевском университете. Но когда пришел подавать документы, мне в приемной комиссии сказали: “Посмотри внимательно, что у нас на вывеске написано: Киевский университет имени Тараса Шевченко, а не Шолом-Алейхема”. Даже документы не приняли. Пришлось поступать в Кишиневский сельскохозяйственный.
– На посту министра национальной инфраструктуры пригодились полученные знания?
– Думаю, что больше мне дало изучение экономики в Еврейском университете в Иерусалиме. Хотя, безусловно, годы учебы в сельхозинституте не прошли даром.
– Студент третьего курса Эвет Либерман написал пьесу, которая была удостоена премии на конкурсе молодых драматургов Молдавии. Уже после репатриации ваш рассказ опубликовали в газете “Русская мысль”, он очень понравился главному редактору, который прислал вам письмо из Парижа. Вам прочили большое будущее на литературном поприще. Почему вы не захотели стать писателем?
– Из-за огромной любви к литературе! В ней надо быть либо гением, либо не быть вообще. А одну-единственную книгу – книгу своей судьбы может написать каждый человек. Первой книгой, которую я прочитал самостоятельно, была “Чук и Гек”. Помните, какими словами она заканчивается? “Что такое счастье, каждый понимал по-своему… Но все вместе люди знали и понимали, что надо честно жить, много трудиться и крепко любить эту огромную счастливую землю, которая зовется…” На этом месте должен быть “конец цитаты”.
– На этом месте должен быть вопрос: Что такое “счастье” в понимании Авигдора Либермана?
– Это очень личное. Да, я и не люблю говорить о таких вещах.
– И все же…
– Это семья – жена, дети, родители. Счастьем для меня было учиться на факультете международных отношений в Еврейском университете. Там все начиналось.
– Там вы познакомились со своей будущей женой?
– Нет, с Эллой мы познакомились на подготовительных курсах при Беэр-Шевском университете. Потом оба поступили в Иерусалимский. Оба подрабатывали в студенческой дискотеке. Я был охранником, а Элла – поварихой в кафе. Когда молодежь под утро расходилась по домам, мы с Эллой мыли полы в зале. В 1981 году мы поженились. Дочка Михаль родилась в 1983-м, сегодня она служит в ЦАХАЛе. Через пять лет появился на свет сын Коби, еще через два года Амос. Я присутствовал при рождении сыновей, первым брал их на руки. Удивительное ощущение… В эти минуты все остальное кажется таким незначительным… Мне хочется быть хорошим отцом, но времени хронически не хватает. И все-таки я всегда стараюсь быть в курсе их жизни, знаю их проблемы, их сомнения.
– Ваши дети тоже хотят стать политиками?
– Не думаю. Хотя Михаль тоже хочет изучать международные отношения, увлекается литературой, как и я. Посмотрим. Пока в нашей стране нельзя не заниматься политикой. Это наша повседневная жизнь. Если сегодня ты не занимаешься политикой, завтра политика займется тобой. Я надеюсь, что наступит время, когда это будет не так. Можно будет просто жить, заниматься искусством, архитектурой, гулять по улицам Иерусалима…
– Вы так любите Иерусалим, а живете в маленьком поселении. Почему?
– Потому что убежден, что евреи должны там жить. А я всегда стараюсь приводить свою жизнь в соответствие со своими принципами.
– Но там же опасно.
– Сегодня, к сожалению, опасно везде, и не только в Израиле. После свадьбы мы с Эллой поселились в Гило. В этом районе и сегодня живут ее родители. Когда Гило ежедневно обстреливали из Бейт-Джалы, специальные инструкторы ходили по домам и учили детей, как надо вести себя во время обстрела: лечь на пол и отползти подальше от окна. Наше поселение расположено недалеко от Иродиона – дворца, который царь Ирод построил на горе, откуда виден весь Иерусалим. Красота потрясающая! Название Нокдим, что в переводе означает “Кочевники”, взято из танахического отрывка, где речь идет о “пророке Амосе, который был из кочевников, что возле Текоа”. Второе, неофициальное, название нашего поселения – Эль-Давид. Оно было основано в 1982 году и названо так в честь Эли Пресмана и Давида Розенфельда из соседнего поселения Теока. Эли погиб в Ливане, а приехавший из Америки Давид был зарезан арабами. Оба погибли в течение одной недели…
Мы переехали в Нокдим в начале 1988-го, когда Михаль было четыре с половиной года. Пять лет прожили в маленьком караване – четыре метра в ширину и одиннадцать в длину. В этом караванчике родились Коби и Амос.
– Трудно было?
– Нелегко, тем более что мы стали поселенцами в разгар первой интифады. В нашу машину не раз бросали камни. Элла была на седьмом месяце беременности. Но жизнь в поселении ни с чем нельзя сравнить. Это совершенно особая атмосфера взаимовыручки, веселья, шумных застолий, субботних свечей.
– Вы же, по-моему, абсолютно светский человек…
– А у нас смешанное поселение: и религиозные, и светские жители прекрасно ладят, дружат. Кстати, и семья у меня тоже “смешанная”: жена и дочь соблюдают все еврейские традиции, а я с сыновьями езжу по субботам на футбол, мы стараемся не пропустить ни одной игры иерусалимского “Бейтара”. При этом живем дружно, никто друг другу не мешает. Я считаю, что такая модель должна быть построена во всем израильском обществе. Нельзя допустить, чтобы благодаря усилиям некоторых интересантов росла пропасть между светскими и религиозными. Необходимо наводить мосты и учиться понимать друг друга. Тем более что террористы не делают различий: светские и религиозные погибают вместе в терактах.
– Вы справедливо заметили, что в наше время нельзя обойтись без политики. Как вы думаете, можно ли в принципе достичь мира на нашей многострадальной земле?
– Знаете, я как-то смотрел американский фильм. Не помню названия. Такой крутой боевик. Отряд американских коммандос пробирается по джунглям, и люди вдруг замечают, что их кто-то преследует. Гонится за ними и убивает одного за другим. Причем убивает страшно, садистски. Сначала американцы пытаются справиться со своими преследователями: устраивают засады, но все бесполезно. Потом пробуют с ними договориться. Один из солдат без оружия выходит навстречу к невидимым врагам – с белой тряпкой и поднятыми руками, показывая, что идет с миром. И вот он-то погибает ужаснее всех. И тут один парень догадывается: “Ребята, мы ошиблись! Это не люди. Это какие-то другие существа, может быть, звери, но не люди”. И вот после этого американцы начинают побеждать врагов. Существа попадают в ловушку, рассчитанную на зверей.
– Что вы хотите этим сказать?
– А то, что об этом фильме я вспомнил в тот момент, когда увидел по телевизору, как в Рамалле линчевали двоих наших солдат. На экране прыгали какие-то нелюди с окровавленными ножами. Невозможно было смотреть на это. То, что происходило в голливудском фильме, было придумано и сыграно. В Рамалле все происходило на самом деле, хотя трудно поверить, что это могло случиться в наше время.
– Вы потеряли немало близких друзей, погибших в сражениях с арабами или от рук террористов. Может быть, поэтому так непримиримо относитесь к нашим “двоюродным братьям”?
– Я непримирим к террористам, а не к арабам вообще. У меня много друзей среди друзов и бедуинов. Но к врагам я беспощаден. Таким был мой старший товарищ и учитель Рехавам Зеэви (Ганди). Он был примером для меня во всем. Он был джентльменом и офицером. Он и погиб, как солдат.
– Боевики из Народного фронта освобождения Палестины – организации, взявшей на себя ответственность за убийство министра Зеэви, – заявили, что это только первая из намеченных акций подобного рода. По словам террористов, под номером два в их черном списке числится Авигдор Либерман. Как ощущаете себя в подобной ситуации?
– Каждый, кто выбрал для себя путь в политике, должен понимать, что это не ковровая дорожка, устланная розами. Это трудно, но главное – знать, во имя чего ты подвергаешь свою жизнь опасности. Это всегда знал Ганди. Он всю жизнь отдал борьбе с террором и погиб, как солдат на этой войне.
– Что дает вам силы?
– Что бы я ни делал, я всегда думаю о своих детях, о том, какой будет наша страна, когда они вырастут. Когда меня спрашивают, что главное в программе нашей партии, я неизменно отвечаю: будущее тех, кто сегодня не голосует.
ИЗ ДОСЬЕ “МИГА”
Авигдор Либерман родился 5 июля 1958 года в Кишиневе. Родители прозвали его Эвиком в честь бабушки Эвы.
Любимое выражение – “Ялла, “Бейтар”!
Любимое блюдо – вареная кукуруза.
Любимые песни – Владимира Высоцкого.
Мечта всей жизни – получить “Оскара” в Голливуде за киносценарий.
На вопрос “Ма нишма?” (“Как дела?”) всегда отвечает: “Ган эден” (“Рай”).
Оригинал: http://www.mignews.com/news/interview/world/230103_131319_53617.html
comments powered by HyperComments